Автор: Лариса Марченко. Село Дубовское.
Давно это было, лет сорок с лишним назад. У тётки Марии загулял муж. Да так резво, в два счёта ушёл к лихой бабёнке, широко известной в узких кругах особе. Мария не особо убивалась, зная своего супруга как облупленного. И со дня на день ожидала его появления на пороге родного дома. Но не такой была её любимая свекровь, баба Нюра. Не зря же в молодости у неё было прозвище Нюрка-козлиха. Баба Нюра, что называется, закусила удила, и посылая всяческие проклятья на голову разлучницы, строила планы страшного возмездия. От слов к делу они перешли быстро. «Они», это к бабе Нюре подошло молодое подкрепление, в виде её племянницы Раечки, – тоже борца за справедливость и за семейные ценности. Раечкой она была для своих родных. А так Раиса Андреевна была в районе уважаемым человеком и занимала очень приличную должность. Не было в районе ни одного руководителя, который бы не ценил её хорошее расположение. И вот что эти приличные во всех отношениях дамы придумали. Побить проклятой вертихвостке окна. Средневековье какое-то, скажите вы, мракобесие, сказала тётка Мария. Но тем не менее аккуратно уложила в дамскую сумочку кирпич. Не могла же она при всём своём миролюбии поступить по-предательски и отправить свекровь и сестрицу своего мужа одних на дело.
И вот наступил этот тёплый летний вечер. Напоенный ароматами лета воздух нежно окутывал дома и деревья. В садах тихо созревали, наливаясь сладким соком, душистые яблоки и груши. Покой и умиротворение расстилались вокруг, накрывая село благостной аурой. Ах, эта обманчивая тишина. Далеко не всё этим чудесным вечером было тихо и мирно в нашем уголке. В душах трех женщин пылал праведный огонь возмездия. Борцы за моральные устои общества вышли на тропу войны с человеческими пороками. «Диверсионная группа» мирным прогулочным шагом двигалась по заданному маршруту. Сам Штирлиц не заметил бы в этой милой троице ничего подозрительного. Дамы совершают вечернюю прогулку, чтобы ночью лучше спалось. Вот она, вожделенная цель. В доме, словно маячок, призывно светилось одно окно. В остальных было темно, и только любопытная луна осторожно заглядывала в них, отражаясь в сумрачном стекле, как в зеркале.
«Ага, спят голубки», – азартно прошептала Раиса, доставая свой метательный снаряд, попросту кирпич.
Кое- кто вспомнил навыки метания гранаты на военной подготовке в школе. Кто-то отлично сдавал нормы ГТО в своё время. Хорошо у нас готовили молодёжь к труду и обороне, если через столько лет наша отважная троица показала отличные результаты. Цель была поражена. Стёкла посыпались градом. Трое «бойцов» бросились врассыпную. Теперь главное вовремя смыться. Много бы я отдала, чтобы увидеть, как даёт стрекача баба Нюра. Куда там орловскому рысаку до неё! Хотя Рая своим зорким оком подметила даже в пылу отступления, что баба Нюра бежала «как двугорбый верблюд с поклажей».
«Вот брешет зараза!» – уверенно заявил Иван Егорович, кум бабы Нюры, на разборе полётов. – Да, что там спорить, кум, брехать не пахать, сбрехнул, сел отдохнул», – миролюбиво вступилась за свою племянницу, довольная результатами «рейда» баба Нюра.
Но так, как бежала с места происшествия тетка Мария… вот кто шороху навёл, да страху нагнал, Мария кинулась через дорогу в чужой двор, помчалась по саду стремительной ланью. На ту беду в своём саду крепким сном, после тяжёлого трудового дня, спал порядочный, законопослушный гражданин. И как говорится, ни сном ни духом. Невольно вспоминаются строчки известного баснописца: «мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел». Справедливости ради скажем, что «медведь» в данном случае не насел, а промчался по нему как танк Т-34. Только кусты затрещали в конце сада. Вряд ли мужчина понял спросонья, что случилось. Единственное, что он мог понять, это то, что не так-то безопасно в его саду ночью. На следующий день блудный муж Василий Петрович возник, как и ожидалось, на пороге родного дома. Притворно хмуря брови, он метал гром и молнии. Обвинял своих близких, родных женщин в излишней агрессии.
Так и орал как заполошный: “Дуры вы не умные, вас же посадют. А мне стеклить!”.
Бес, который торкал его в ребро, как-то съежился и растворился в неизвестном направлении. Петрович с плохо скрываемой гордостью, ну как же, такие бои за него шли местного значения, шебуршал по хозяйству и нарочито что-то бухтел про вредных, глупых баб, которые сами не знают, что творят и места своего не понимают. Он был переполнен собственной важностью и значимостью. Будем же справедливыми к Василию, что после он не был замечен в супружеских изменах. Единичный, так сказать, случай. Бес попутал, видно что-то перепутал.
Баба Нюра глубокомысленно вопрошала, обращаясь к своим подельницам, снохе Марии и племяннице Раиске:
“Девчата, а кого вам жальче всех в этой катаклизме, что с нами приключилось, будь она неладна”.
И не дожидаясь ответа, продолжила жалостливо вздохнув:
“Мне жальче всего того мужчину, который спал себе в саду, никого не трогал, а Мария по нему проскакала галопом, как кобыла, оводом ужаленная”.
И захихикала как девочка, прикрываясь ладошкой. Раиса, желая перевести разговор в другое русло, спросила:
“Теть Нюра, а как ваша приятельница Клава в городе поживает, не жалеет, что переехала?”
–“Ой, что ты, – оживленно встрепенулась та, – “Клавдя хорошо поживает, один сын у неё прахвесар (профессор), а другой вуркаган, в тюрьме сидит”
Мария с Раечкой зашлись в хохоте. Баба Нюра недоумевающе на них поглядела:
“А чего это вы смеетесь, ему, (т.е. вуркагану, бандиту значит), много дали сидеть не пересидеть”
Жизнь вошла в свою колею и пошла по накатаной. В семье воцарились мир и спокойствие.